Доля радости

Собака в нашей семье была первым ребёнком. 

Знаете, кто-то даже так цинично говорит: «Потренироваться на животных, перед тем как заводить детей». Собаку мы брали на самом деле не для тренировки, а просто потому что оба обожаем собак.

Нам было по двадцать пять, мы планировали пожениться. Мы одновременно взрослели, учились друг у друга, ставили цели, мечтательно рисовали будущее.

Все мы когда-то были маленькими и в детстве просили у родителей попугайчика, собаку, кошечку, хомячка, ну или рыбок на худой конец (рыбки, простите). У нас с мужем у каждого за плечами был тот самый опыт, когда мы долго просили, получили, растили, ухаживали и безмерно любили свою собаку. Детские обещания: «Клянусь, я буду с ней гулять и мыть лапы», «Я буду всё за ней убирать», «Я буду заниматься дрессировкой»... В конце концов, коронное и безапелляционное: «Ну, пожалуйста!» растапливает сердца родителей и чудо случается. И вот вы уже не просто какая-то там семья, а, словно идеальная семья с настоящей собакой (кошкой, хомяком или на худой конец — рыбками. Простите, рыбки, что вы снова «на худой конец».)

Безусловно дети не всегда, а точнее будем честными, редко могут выполнять все свои ранее данные обещания по уходу за питомцем. В любом случае родители принимают удар на себя и начинают гулять, мыть, воспитывать и принимать разной степени активное участие в жизни собаки. Так, со временем главным хозяином собаки становится мама, а ты становишься просто хорошим другом.

Вот и наши с мужем мамы в свое время посадили себе каждая по отдельности на свою шею по собаке. У меня была эрдельтерьер Сэтти (дома просто — Кузьма), у Олега — сенбернар Дэн. 

Наши мамы любили этих собак все десять лет собачей жизни, ухаживали за ними, восполняли все наши обещания, и, в конце концов, похоронили их. Разумеется, поклявшись каждая своей семье, что больше никогда. Потому что смерть любимого питомца рвёт душу. Оставляет неизгладимый след. Примерно с собачью лапу. Прямо в сердце.

А мамы наши очень впечатлительные.

В общем, нам было по двадцать пять, и мы всё это знали. Мы всё понимали. Но мы очень хотели собаку. И не кошку, не попугайчика, не хомяка, и даже не рыбок на худой конец (рыбки, мое почтение).

Мы понимали, что никто из нас не сможет полноценно заниматься таким серьезным животным как собака, и мамы уже не помогут. Да и как можно ворошить их раны. Напротив, каждая из мам по прежнему осторожно напоминала, что как бы больше никаких собак. И даже не примут погостить на время наших поездок. И даже не просите.

Поэтому решение наше было неожиданным. Ну как «решение»... Мы даже толком не успели решить, как однажды очнулись в питомнике чихуахуа. 

 Причин было три: 

1) С чихуахуа не надо гулять;

2) Это не искусственная порода, значит по идее должна быть крепче здоровьем;

3) Вообще они забавные и причины не нужны. 

Питомник располагался у чёрта на рогах, в спальном районе на окраине Москвы, в обычной жилой квартире. Когда мы зашли и поздоровались, она просто вышла в коридор навстречу, немного стесняясь, весом полтора килограмма, бежевого цвета, с белым пятном на лбу, шоколадного цвета бездонные глаза полные обаяния... и мы пропали. На последние деньги мы подарили её друг другу на День Святого Валентина.

В питомнике её звали «Золотая куколка», мы переименовали ее в «Долли». Без всякого повода. Просто так. Собака Доля. Долька. Огромная микро-доля радости.

Она была постоянно с нами: днём я брала её с собой на работу (у нас было своё турагентство, поэтому собака даже помогала развлекать клиентов), по выходным она каталась с нами по делам, магазинам и гостям. За те годы, что мы провели с собакой до рождения детей мы успели многое: свозить её несколько раз в отпуск, научить плавать в море, полетать с ней на самолете, снять с её участием популярнейший ролик на ютюб и привыкнуть к ней так, что нас без неё уже не представляли. Ну, в целом всё также, как и с детьми.

Потом пришло время и появился Миша. И в этот прекрасный момент оказалось, что чихуахуа не любят детей. Когда Доля смирилась с бесповоротным пополнением в семье, она загрустила, постоянно страдала, не понимала как же так и, наконец, заболела от тоски. Причем собака не была заброшена. Её так же любили, брали в кровать, гуляли, целовали, показывали ей ребенка, но нет. Собаку это не устроило и она выбрала страдать.

Я разрывалась между налаживанием грудного вскармливания и уколами собаке по часам. Муж возил ее в ветеринарную клинику, делал ей УЗИ, сдавал анализы и очень переживал. В нашем идеальном мире собаки любили детей. И дети собак. Но в этом идеальном сюжете одной выборочной семьи как всегда что-то пошло не так. Нам пришлось лечить собакино расстройство пищеварения на нервной почве и еще больше любить это микро-чудо.

На рождение Мишки нам подарили такой стандартный набор младенца — делать слепок ладошки. Мы забыли это сделать сразу, и вспомнили лишь спустя два месяца. Поэтому ладошка Миши получилась не такой уж и крошечной. Но все равно память осталась. Торжественно мы раскатали эту белую тягучую смесь, и приготовились умиляться. Не тут-то было, это оказалось не просто. Мы сделали какое-то бесконечное количество попыток и в какой-то момент отчаялись, что вообще эта история увенчается успехом. Как обычно в ногах сидела Долька и с интересом смотрела что мы делаем. Всегда была надежда, что мы что-то едим и ей перепадёт. Мы быстро поделили глину на две части, раскатали, взяли ее на руки и сделали слепки её лап. С первого раза.

Это было очень смешно.

В итоге слепок ручек, и даже ножек у Миши все таки получился. Но все таки хорошо, что глины хватило и на собаку.

Со временем оказалось, что не все дети интересуются чихуахуа. Может быть потому что они ничтожно малы, или мало гавкают, или абсолютно незаметны своим присутствием дома. Поэтому первые совместные годы жизни Миша с Долей сосуществовали полюбовно молча в разных комнатах, словно в параллельных вселенных. Но у ребенка все равно было стойкое понимание того, что у него есть собака. Несмотря на то, что стоило ему всучить на улице поводок с собакой, он его бросал и убегал, а она послушно плелась за ним, делая вид, что это он её ведёт.

Вскоре она поняла, что Миша на самом деле прикольный. Он не покушается на её дом, не отнимает игрушки, не ломает ей лапы и не дергает хвост. Он постоянно роняет вкусную еду с тарелки под стол, весело смеется и не устраивает дома погромы. Идеальный малыш для такой нежной собаки.

К рождению младшего Алеши Долька наконец сдалась и полюбила детей! Она полностью им доверилась и приходила в детскую каждое утро, чтобы просто посидеть рядом, пока они играют в машинки, перебирают супер-героев и рвут книжки. К тому же, если случайно прилетит деталь от какого-нибудь конструктора, то всегда можно спрятаться под детской кроватью. А если ты всего полтора килограмма, то и при желании можно влезть и под диван, под который все думают влезть невозможно.

Долька была коротконогой и не умела самостоятельно залезать на диваны, кровати и прочие поверхности. Она не портила мебель, обувь, не грызла книжки и детские игрушки. Но у неё был огромный существенный недостаток — вредность. При чем несоразмерная её крошечным объемам. Вредность Дольки не знала границ. И если ты не дашь ей то, что она хочет, то она запросто пойдет и сделает лужу где-нибудь в квартире. А уж если ты провинился по полной, то вредность измерялась ароматными кучами.

Таким образом, за годы жизни с собакой в нашем доме испарились все ковры, в том числе маленькие прикроватные, и даже коврик для обуви пришлось вынести за пределы жилища.

Исключения было два — в ванной, за удачно закрытой дверью, белел одиноко коврик для ног, а также ковер в детской комнате, чтобы мальчишкам было не холодно играть на полу бесконечными зимними вечерами. Испорченные ковры замечались всегда одним и тем же способом. Вот мы заходим домой, Долька выходит встречать. Мы раздеваемся, постепенно заполняя квартиру шумом, светом, человеческими запахами и разговорами. Каждый идёт к своим шкафам положить туда одежду, а потом пойти вымыть руки. Поэтому сначала срабатывает звук выключателя, затем шаги замирают, шекспировская пауза и коронное пронзительное: «Долька! Опять ты! А ну иди сюда!». Собака что есть мочи на своих коротких лапах несется в ближайшее укрытие. Всё, в этот вечер на диванные посиделки семьей ей можно было не рассчитывать.

А убирать кому? Конечно же мне. «За что мне все это, Доля?» — ворчала я вытирая ее кучки...   

Путешествовать с двумя детьми и брать с собой собаку мы не решались. В основном это было связано с ограничениями по жилью. Список съемных апартаментов, и уж тем более отелей, куда пускают собак достаточно мал. Поэтому довольно быстро Долька, вопреки всем отказам, на время отпусков приезжала к бабушке. Как только мама мужа не сопротивлялась, но тоже не смогла устоять перед шоколадным пронзительным взглядом нашей микро-собаки. Даже несмотря на тот факт, что ковров в её доме было значительно больше. И каждый из них был разумеется оприходован.

Переехав в новую квартиру мы предусмотрительно не купили ни одного ковра, хотя планировали. Я лишь положила новенький серый коврик в детскую ванну и собака тут же его полюбила. Вернее она просто обожала теплый пол.

Вообще новую квартиру она тоже полюбила сразу, найдя «своё» место буквально с первых шагов. Когда мы десять лет назад въезжали в предыдущую квартиру, она вредничала недели две, никак не могла определиться где будет спать, есть, а куда в туалет ходить. В новом жилье она моментально определилась, не промахнувшись ни разу.

Я помню, что прежде чем как войти в новую квартиру с детьми, я их остановила и запустила Дольку первой: «Подождите, пусть собака войдет первой, на удачу!» подмигнула я ребятам, они подхватили. Она зашла так, будто всю жизнь тут жила. Вообще я не верю в приметы, гороскопы и обожаю черных котов, но почему-то абсолютно уверена, что теми микро-шажками она занесла в нашу квартиру счастье. И оставила свои собачьи следы на удачу.

*** 

Не могу сказать, что собака болела часто. Но так или иначе, собачьи болезни настигают любого питомца. В какой-то момент она заболела и ей всё таки пришлось делать операцию. Я не сразу вспомнила, что при её рождении врачи нам сказали, что такая мелкая собачка не перенесет наркоз, поэтому ее лучше не стерилизовать. Мне казалось, что это даже и хорошо. Но у всего есть обратная сторона медали. Мы боролись как могли и были настроены на успех...

Операцию она перенесла прекрасно и вышла из наркоза. Каждый день мы возили её на перевязки, капельницы, уколы. Как-то привели с Алешей в ветеринарную клинику, капельницу делать не быстро, нужно посидеть минут сорок-пятьдесят. Ей было страшно, плохо, но становилось легче от процедур, поэтому держать нужно было постоянно двумя руками. Пока я держала собаку, двухлетний Алеша с радостью облизал полностью собачий стол. Я мысленно представила сколько собак полежало на этом месте до этого и мне поплохело.

— Сейчас придете домой и дайте ему энтеросгель! — подбодрила меня собачья медсестра

— Да, это теперь единственное, что мне остается – развела я руками.

Вернувшись домой мы поели энтеросгеля и у всех в тот вечер все было хорошо. Нам оставалось всего лишь несколько вечеров гордо носить звание семьи, у которых есть собака.

 ***

Врач, которая делала Дольке операцию, констатировала и её смерть. Она смотрела на меня во все глаза и плакала. Хорошие врачи они такие: всё от сердца.

Вечером в понедельник ветеринарная клиника была забита под завязку, вечернее время крайне популярно, собаки с хозяевами заняли все свободные места ожидания, но она выделила мне кабинет, налила стакан воды, закрыла дверь и сказала: «Вам же нужно попрощаться, сидите сколько нужно». Это очень странное занятие прощаться с телом собаки, в котором больше нет жизни. Вот он нос, еще теплый, но её огромные шоколадные глаза больше не её, они пустые. Они не смотрят.

Я столько раз нюхала её в ложбинку между глазами и говорила разные приятные вещи. Сейчас я пыталась делать тоже самое...

***

Я не знала как сделать так, чтобы мы могли всей семьей отдать дань уважения нашему члену семьи. Как-то похоронить. Но я тут, в ветеринарке в другом районе, семья дома, в Москве морозы, пробки, сугробы и всё против нас. Ведь я так долго везла её по пробкам ко врачу с приступом, что просто не довезла...

Я даже парковку у клиники найти не могла, закрыла у входа несколько машин, включила «аварийку» и как ошпаренная вбежала в кабинет ко врачу не снимая верхней одежды. 

Решение пришло быстро: индивидуальная кремация. То есть её кремируют, и потом отдадут прах в микро-урночке лично нам. А мы, когда сойдут морозы, сможем её похоронить со всеми почестями у нас за городом. Аккуратно сдав Дольку ветеринару, я прошла сквозь очередь собак с хозяевами в регистратуру оформить бумаги. Все присутствующие смотрели на меня с сочувствием. Мне словно хотелось извиниться за то, что они видят эту страшную картину. А им словно хотелось извиниться, что у них собаки живы, а у меня уже нет. Мир собачников словно закрытый клуб единомышленников и друзей, сложно найти более дружелюбное место. Всегда друг друга поддержат.

Но я теперь не в нём. 

Слезы я пыталась сдержать, но это было бесполезно. Они одна за одной просто скатывались, а я неумело пыталась сделать вид, что их нет.

Выйдя на мороз на улицу, я вдруг вспомнила, что закрыла машины, стоящие у ветеринарки. Пара женщин стояли курили у входа и ждали, когда я освобожу путь. Я словно очнулась:

– О, Боже, извините! Я сейчас уберу, просто у меня тут.. понимаете.. собака... 

– Мы знаем-знаем, не спешите, все в порядке, мы подождем! — закудахтали девушки.

Оказывается они заходили в клинику меня искать. А врач попросила для меня время и они не стали меня беспокоить. Святые какие-то люди. 

Наверное у них тоже есть собаки. Или кошечка. Или попугайчик. Или, как вы уже понимаете, на худой конец, рыбки.

***

Обычно когда несёшь домой плохую весть, особенно детям, многие говорят, что ноги не идут и слова не подбираются. У меня было не совсем так. Я мечтала скорее оказаться дома, где все печали переносятся гораздо проще. Потому что дома мы все вместе. Дома у меня крепость и там почти ничего не страшно.

А слова?

Ну, они по идее как-нибудь сами должны подобраться. Потому что когда всё плохое уже случилось, никакими словами это не исправить.

Открываю дверь, захожу. Одна. А могла бы с собакой. Пустую собакину сумку оставила по совету мужа в багажнике.

Дом встретил теплом, уютным светом, вкусным запахом. И пустым собакиным местом. 

Я до сих пор помню где его купила. 

 Дети и муж сидят ужинают: 

— О, мама пришла! Ура! Ну что, с Долечкой все нормально? — дожевывая ужин дежурно произнес Миша. 

Последнюю неделю я каждый день возила Дольку на капельницы в клинику и это было уже нормой. Что с ней все нормально. Но не в этот раз. Молчу. Захожу в гардероб. Мише пока не видно, что я зашла без собаки. Алеша в силу возраста пока не в теме.

— Мааам, ты что молчишь? Где Доля? 

— Миша, я пришла без Долечки — наконец я решилась что-то произнести. 

Тут могла бы повиснуть трагическая тишина, но в этот вечер Алеша впервые попробовал рис с курицей, поэтому его радостные впечатления разбавили этот момент. Тот самый случай, когда смех и слезы так сильно контрастируют. Прохожу в комнату. Боюсь зарыдать, но все таки получается себя сдержать. Это определенно опыт, который приходит с возрастом. И с плохими ситуациями. Да и рис с курицей у Алёши в тарелке реально выручают.

— Как это? Ты что оставила её в больнице? Мам, ты что? А может ты ее другим людям отдала? — от этой мысли он возмутился и приготовился устроить мне разборки. 

От ужаса он отложил ложку, закинул ноги на стул и удивленно на меня смотрел во все глаза.

— Нет, Миш, как я могу ее кому-то отдать? Она же наша... (слезы, стоять!!!)

— Тогда где она?! 

Я сильно устала, поэтому слова у меня подбираются медленно:

— Миш, Долька наша решила, что ей лучше на облачке, теперь она с бабушкой Галей там...

— Стоп, погоди, мам. Бабушка Галя, твоя мама, уже умерла, поэтому она на облачке... а Доля же не умерла же ...???

Вот. Вот это тот самый момент. Сейчас я это произнесу. Я села рядом:

— Понимаешь, Миш, иногда так бывает, что собачки умирают. Наша Долечка умерла, поэтому она на облачке.

Ребёнок недоверчиво на меня посмотрел. В этот момент я поняла, что он вырос ровно на столько, чтобы можно было уже перестать называть вот это вот всё «на облачке». Он угрюмо сдвинул брови. Затем взгляд потерялся, словно он мыслями ушёл глубоко в себя. Внезапно он поднял указательный палец и произнёс:

— Мам, раз Доля умерла, то она переродится в другую собаку. Надо нам эту собаку найти и срочно забрать к себе!

С другой стороны обеденного стола, где стоял мой муж и кормил Алёшу, и куда было страшно посмотреть (иначе я сломалась бы и заплакала), раздался тяжелый вздох.

— Миш, она пока ещё на облачке все таки. Немного ещё повыбирает, не всё так быстро — выкрутилась я.

Муж выдохнул с облегчением. Давно у нас не было такого тяжёлого вечера. Словно в тумане.

Перед сном Алешка зашёл в ванную, где лежал тот самый Долькин любимый серый коврик, посмотрел на пустое место и сказал: «Мама, смотри, вот здесь Долеська лезит». 

«Лежит, Алёшка, лежит, пусть ещё полежит» — ответила я и...чёрт... зарыдала от всей души. 

Перед сном мы с Мишей решили, что возможно однажды мы встретим какую-нибудь особенную собаку, но пока Долькино место мы, все таки, никому не отдадим.

На следующее утро проводив всех я осталась с тем, что осталось: собакины миски, корм, место, ошейник ... В шкафу остался лишний корм для Долечки. Мы купили его на январских праздниках впрок. Хотелось подольше не бегать в магазин. Но вышло немного похоже на Хэмингуэя, с неношеными детскими ботиночками.

Классно конечно, когда все нужное остаётся нужным.

***

Похоронить Дольку мы собрались одним солнечным майским днём. В такие дни она всегда гуляла с нами. Я шагала по участку родителей мужа и мне казалось, что вот-вот она догонит и перегонит нас, едва выглядывая из травы. Как это было все последние десять лет.

Без лишних слёз, достаточно позитивно, волнительно и по-семейному мы все сказали теплые слова, и постарались устроить её в земле поудобнее, положив на могилку камушек. Помолчали и пошли в дом, обнявшись. Теперь я уже отчетливо понимала, что она не догонит и не обгонит. 

Она унесла с собой эпоху. Десять лет нашей счастливой жизни. Оставив нам на удачу огромные следы в душе и на пороге нашего нового дома от своих крохотных лап. Шагая по траве в обнимку с семьей я подняла голову и заметила облака. 

Мама.

С тех пор как её не стало, любые облака для меня — это мама. От детской песни про «белые кораблики», до красивых облаков, что видно из иллюминатора самолёта. У старшего Миши такая же ассоциация — все облака это бабушка. Она с них смотрит, машет, передает привет и конечно же заботится.

Сейчас она однозначно расстроена. Ей жаль нас, но она держит Дольку на руках.

Я уже говорила, что смерть любимого питомца рвёт душу? Посмотрев на облака, мне захотелось сказать своим детям тоже самое, что мама сказала мне тогда давным-давно: «больше никогда»...

Но я все таки хорошенько подумала и произнесла:

— О’кей, Миш. Когда-нибудь.

— Когда, мам?

— Как ты и сказал: когда мы найдем в кого она переселилась.

В собаку, в кошку, в попугайчика, в хомячка или на худой конец, в рыбок. Хотя, нет, в рыбок лучше не надо (простите, рыбки)...